Чудовище медленно повернуло головы, сфокусировав все взгляды на человеке в плаще и странной плоской шляпе. Оно замедлило шаги своих многочисленных ног. При этом туша содрогалась так, что казалось странным, что не расходятся грубые швы, скрепляющие её части.

Эл остановился, опустив руку. Его чёрные глаза едва заметно полыхнули зелёным.

Монстр замер на пару секунд, уставившись на преградившего путь некроманта, а затем сорвался с места, с удивительной для такого внешне неуклюжего существа ринувшись вперёд. Его три рта открылись, превратившись в чёрные дыры, исторгающие жуткую вонь мертвечины. Из них одновременно вырвались вопли ярости.

Демоноборец легко вытянул из ножен меч, выплавленный из серебра и метеоритного железа, а после зачарованный особыми рунами. Лезвие совершило экономный полукруг, отразив свет бешено раскачивающегося фонаря. Эл сорвал с головы амигасу и пружинисто подпрыгнул за миг до того, как разлагающаяся туша обрушилась на то место, где он только что стоял.

Глава 27

Шпиль окружали груды мусора. Одним богам Пустоши ведомо, откуда он здесь взялся в таком диком количестве. Художника происхождение свалки не волновало. Мир претерпел после падения Чёрной Звезды такие глобальные изменения, что обращать внимание на подобные вещи просто не имело смысла. Художник попытался объехать препятствие, но спустя минут десять понял, что это бесполезно: мусор окружал цель со всех сторон. Тогда всадник простёр перед собой руку и растопырил пальцы. Воздух всколыхнулся от прошедшей волны силы, и склон, образованный остовами древнего транспорта, деталями и всем прочим, начал запекаться, образуя уступчатый подъём. Художник слегка сдавил лошадь бёдрами, и та, повинуясь его воле, тронулась вперёд. Поначалу животное ступало робко, но затем осмелела. Иногда могло показаться, будто всадник и его скакун вот-вот сорвутся, покатятся вниз и напорятся на какой-нибудь торчащий сбоку от подъёма штырь, но нет — они перепархивали с одной выступающей части мусорной горы на другую, словно гравитация не имела над ними власти. И, наблюдая за этим, сторонний наблюдатель вскоре неизбежно пришёл бы к выводу, что видит не совсем человека.

Лошадь запрыгнула на просевший от жара остов искорёженного грузовика, и Художник увидел ручей, а за ним — свою цель.

На лице Художника мелькнула едва различимая улыбка. Глаза же оставались холодными. Его мимика была скорее данью прошлому, чем отражением чувств и эмоций. Давно уже сердце мальчика, завладевшего силой Звезды, билось чаще, только когда Художник думал о грядущей трансформации мира. Остальное оставляло его равнодушным. Да и что стоило внимания по сравнению с великим планом вселенского преображения?!

Прежде чем съехать с мусорной горы, Художник осмотрелся. На востоке стояли вертикальной синей стеной размазанные по краям тучи. Они напоминали картину на мокрой бумаге. То ли пейзаж, то ли абстракцию. В голове Художника мелькнули неясные ассоциации, но он отогнал их, посчитав отвлекаться лишним. В последнее время он всё чаще так делал. Ему требовалось сосредоточение. Лишь идущий к цели достигает её.

До Художника долетел и коснулся красивого лица с тонкими чертами порыв солёного ветра. Над заливом разливался солнечный свет. Издалека донёсся металлический стрёкот: где-то ошивались местные стражи вроде тех, которых уничтожил Художник. Должно быть, здесь и находился «центр», из которого они получали приказы. Было ясно, что автоматы охраняли источник силового поля.

Художник подъехал к ручью и остановился. Вода текла быстро, скользя по камешкам, отлично видневшимся на дне. На них белел царапины, оставленные, вероятно, конечностями стражей. Художнику пришло в голову, что камешки нарочно перенесли сюда с линии прибоя. У кого-то имелся тонкий вкус. Неужели у обитателя мусорной горы?

Всадник поднял взгляд и прищурился от солнца. На другом берегу возвышался металлический купол, покрытый сотнями треугольных отверстий, напоминавших поры. Он слегка искрился, отражая дневной свет.

Лошадь, повинуясь приказу седока, вошла в воду. Она шагала вперёд, осторожно ступая по камням. Когда уровень воды достиг коленей животного, Художник ощутил, как напряглись мускулы лошади. Течение оказалось неожиданно сильным. Ручей вот-вот грозился превратиться в крошечную речушку. Стоило животному сделать ещё пять неуверенных шагов, как из воды справа поднялась и изогнулась над потоком многоножка. Она походила на гигантскую сколопендру. Фасеточные глаза рассматривали всадника, то выдвигаясь, то прячась в стальном черепе. Несколько тонких гибких конечностей шарили в воде, словно ища что-то.

— Се человек, — произнесло существо мужским голосом.

В нём не было ничего механического — звучал он совершенно естественно, хотя доносился из металлического черепа.

— Я человек, — помолчав, ответил Художник.

Он с любопытством разглядывал вынырнувший автомат, пытаясь догадаться о его назначении. Еще один вид стража? Или привратник, встречающий посетителей странного купола? — А ты кто?

— Зачем ты пришёл? — игнорируя вопрос, поинтересовалась многоножка.

Она медленно двинулась в сторону всадника.

— Мне нужен тот, кто живёт здесь, — ответил Художник. — Но едва ли это ты.

— Я живу здесь, — отозвалась многоножка, чуть помедлив.

— В куполе? — с сомнением спросил Художник.

— Да. Это моя обитель. Моё пристанище. Моё убежище от мира, сошедшего с ума.

Для автомата с простым набором функций многоножка вела слишком сложный диалог. Но что она делала в ручье, если жила в куполе?

— Ты отвечаешь за силовое поле вокруг Даармахира?

— Я храню источник, — последовал ответ.

Сколопендра была уже совсем рядом со всадником. Она покачивалась над водой, как кобра, готовящаяся к атаке. Но Художник не чувствовал исходящей от машины угрозы.

— Зачем ты приехал? — спросила многоножка. — Чего ищешь?

— А что, все, кто оказывается здесь, чего-то ищут?

— Все! — услышал всадник решительный ответ.

— Что ж, ты права…

— Прав, — перебил автомат. — Меня зовут Каппа.

— Извини, — по губам Художника скользнула ледяная улыбка. — Ты прав, разумеется. Я прибыл в поиках источника, питающего защитный купол горной крепости.

— Обычно приходят за другим, — после паузы проговорила многоножка.

Художнику показалось, что он услышал в голосе автомата нотки заинтересованности.

— И зачем же? — спросил он.

— За жизнью.

— Неужели? Поясни.

— Надеются, что я воскрешу кого-нибудь. Родных, возлюбленных. Друзей иногда.

— И с чего люди думают, что ты это можешь?

Разговор увлекал Художника всё больше. Неужели, убегая от одного некроманта, он попал к другому?

— Ты задал вопрос, на который нелегко дать простой ответ, — проговорил тот, кто называл себя Каппой.

— Почему?

Многоножка пошевелила усиками, один из которых едва не коснулся морды лошади. Животное испуганно отпрянуло, но поводья заставили её остаться на месте.

— С одной стороны, я могу дать жизнь, — сказал автомат. — С другой, я не делаю того, чего от меня ждут приходящию сюда.

— А что делаешь? — поинтересовался Художник.

— Отнимаю жизни.

— Убиваешь, говоря иначе.

— Не совсем.

— Как же у тебя всё неоднозначно, — всадник притворно вздохнул. — Твоя речь — сплошные загадки.

— Я забираю души у одних, чтобы дать их другим.

— Кому?

— Нам.

— Это кому же? — Художник слегка нахмурился, что говорило о крайней степени его заинтересованности.

— Машинам.

Ответ поверг всадника в изумление. Хотя он давно решил, что уже ничто не способно вызвать в нём подобного чувства.

— И… получается? — спросил он.

— Иногда. Процесс ещё не освоен полностью. Успех — дело случая. Но я уже близок постичь великий замысел природы.

— Значит, ты забираешь у людей души и отдаешь их машинам? — уточнил Художник, чтобы убедиться, что верно понял собеседника.